ВВЕДЕНИЕ. Международный суд ООН, единственный из международных судебных органов, учрежден Уставом ООН, причем «в качестве главного судебного органа Объединенных Наций». Обязательства государств по Уставу ООН имеют преимущественную силу в отношении обязательств по любому другому международному договору (ст. 103 Устава ООН). Исполнение решений Суда может обеспечиваться Советом Безопасности ООН (ст. 94 Устава ООН). Все государства – члены ООН, в том числе Российская Федерация, являются участниками Статута Международного суда ООН, который, в свою очередь, составляет часть Устава ООН (ст. 92). В настоящей работе предметно исследуются с точки зрения теории международного права те возникающие в современной практике вопросы, которые связаны с установлением юрисдикции Международного суда ООН, прежде всего по делам, переданным ему по согласию спорящих государств. Выявляются особенности, преимущества и недостатки каждого из способов установления юрисдикции Суда в контексте его современной практики и правовых позиций государств. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Настоящая статья основывается на анализе документов Суда, относящихся к установлению его юрисдикции по международным спорам, в том числе тем, которые переданы на его рассмотрение одним из спорящих государств при изначальной неясности позиции другой спорящей стороны. При этом исследуется практика государств в области признания юрисдикции Суда согласно его Статуту, а также относящиеся к теме научные труды российских и зарубежных правоведов-международников. В качестве методов исследования использованы общенаучные и специальные (известные юриспруденции) методы познания, в том числе формально-логический, историко-правовой и сравнительно-правовой. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В настоящей статье показано, что с юридической точки зрения некорректно считать тождественными используемые в Статуте Международного суда ООН понятия «компетенция Суда» и «юрисдикция Суда», хотя такое отождествление и проводится авторитетными зарубежными правоведами. По смыслу Устава ООН понятие «компетенция Суда» шире, чем термин «юрисдикция Суда», причем последний востребован только в связи со спорами государств, разрешаемыми Международным судом ООН, а точнее, в связи с установлением подсудности спора, переданного Суду. В статье способы выражения государствами согласия на юрисдикцию Суда, предусмотренные его Статутом, разделены на три основные категории: 1) передачу дела Суду посредством специального соглашения, заключенного между спорящими государствами; 2) юрисдикцию Суда по спорам, переданным ему на основе международных договоров; 3) признание государством юрисдикции Суда путем одностороннего заявления. В контексте практики государств и Суда выявлены особенности разных способов выражения согласия государств с юрисдикцией Суда. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В качестве наглядных примеров исследуются конкретные межгосударственные споры, в которых перед Судом ставился вопрос о наличии или отсутствии по ним его юрисдикции. При анализе практики выражения государствами согласия с юрисдикцией Суда посредством специального соглашения (или «компромисса») показано, что данный способ характерен для рассмотрения уже сформировавшегося спора, наличие которого государства – стороны дела не оспаривают. Более того, передача спора на рассмотрение Суда ожидаема и для государства-ответчика. Выявлены правовые плюсы и минусы для участвующих в споре государств, присущие данному способу. По результатам исследования охарактеризованы юридически привлекательные и проблемные аспекты рассмотрения Судом споров на основе юрисдикционных договорных клаузул. Особое внимание в статье уделено анализу односторонних заявлений государств о признании юрисдикции Суда, безусловных или на условиях, согласно Статуту Суда. Именно практика государств по формулированию юридически изощренных условий объективно привела к усложнению всей системы факультативной клаузулы, предусмотренной Уставом ООН. В частности, показаны трудности толкования и применения «темпоральных условий»; сложности правовой оценки содержания некоторых условий, обозначенных государством в его заявлении о признании юрисдикции Суда; случаи, когда заявление государством чрезмерно широких условий сводит на нет само признание им юрисдикции Суда. В порядке выводов констатируется, что каждому из исследованных способов согласия государства с юрисдикцией Международного суда ООН присущи свои особенности, преимущества и проблемные характеристики. Практика реализации созданной Уставом ООН системы юрисдикции Суда показывает большую эффективность лишь при интегрированном учете всех юридических оснований, предусмотренных в ст. 36 Статута Суда, при неукоснительном соблюдении международно-правовых норм, закрепленных в целом в Уставе ООН, и – особенно – при уважении основных принципов международного права, отраженных в Уставе. Недопустимо избирательное, фрагментарное толкование правовых норм, применимых к установлению юрисдикции Суда. Каждый из способов признания такой юрисдикции выполняет свою полезную функцию только в целостном контексте прав и обязательств государств по Уставу ООН, является эффективным в конкретных обстоятельствах, будучи приемлемым для спорящих государств и действуя сообразно согласованию их суверенных воль.

ВВЕДЕНИЕ. Статья посвящена малоисследованному в отечественной юридической науке вопросу о правовом статусе отдельных территорий Российской империи. В качестве примера взят наиболее «либеральный» статус Великого княжества Финляндского. Сепаратистские тенденции постепенно возникли в кругу элиты этой провинции и, усиливаясь из десятилетия в десятилетие в XIX в., превратились к началу ХХ в. в учение о государственном статусе Финляндии и об особом соединении Финляндии с остальной территорией империи по примеру уникальных структур монархий той эпохи: Швеции и Норвегии, Австро-Венгрии, Англии и Шотландии. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалом для исследования послужило законодательство Российской империи (далее – ПСЗРИ), а также законодательство Великого княжества Финляндского. Вторую группу источников составили материалы доктрины (как русской, так и зарубежной), включая литературу по международному праву второй половины XIX в., а также исторические и публицистические труды российских и финских исследователей. При подготовке настоящей работы широко применялись сравнительно-правовой анализ, юридико-догматический метод и общая аналитика (дедуктивно-индуктивные способы исследования). РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В ходе анализа имеющегося правового и научного материала автор приходит к выводу о сложном комплексе причин, побудивших Россию присоединить Финляндию, а также ввести льготный, либеральный режим правления в этой стране. Целый ряд геополитических, экономических, культурных и юридических проблем, с одной стороны, вылился в установление уникального статуса Финляндии, а с другой – породил в кругах финской интеллигенции надежду на сначала автономное, а затем и полностью независимое существование государства. Эта форма сепаратистского движения была активно поддержана западной наукой международного права, прежде всего немецкой и шведской, что не могло не вызвать ответную реакцию у русских ученых. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В результате завязавшейся полемики и последовавших за ней мер правительства Российской империи сепаратистская концепция фенноманов была разрушена. И только крушение русской монархии в феврале 1917 г., которое повлекло за собой захват большевиками власти, позволило финским сепаратистам осуществить свою мечту. Анализ механизма предоставления большевиками независимости Финляндии свидетельствует о крайней государственной недальновидности правительства большевиков, спровоцированной идеями о мировой революции. Именно в том, как Финляндия вышла из состава Российской империи, мы можем видеть истоки двух конфликтов между нашими странами (1939–1940 и 1941–1944 гг.), а также русофобии, имеющей широкое хождение среди финского населения.

ВВЕДЕНИЕ. Развивающиеся государства заинтересованы как в притоке иностранных инвестиций, так и в их эффективном использовании в экономике страны. Для достижения этой цели государства-реципиенты устанавливают в своем национальном законодательстве инвестиционные меры торгового характера, именуемые “performance requirements” (требованиями достижения определенных, полезных для национальной экономики результатов). Интересы иностранных инвесторов и государств-реципиентов в вопросе мер, подпадающих под понятие “performance requirements”, в большинстве случаев не совпадают, поскольку указанные меры создают для иностранных инвесторов конкурентные ограничения, связанные с использованием их капиталовложений. Доктрине и практике известны инвестиционные меры торгового характера, представляющие собой так называемые требования экспортной составляющей, валютного баланса, местной составляющей и т.д. Возможность для иностранных инвесторов осуществлять инвестиционную деятельность без применения инвестиционных мер торгового характера являлась одной из главных проблем транснационального инвестирования. Соглашение ТРИМС и ст. 1106 НАФТА посвящены одному предмету регулирования – performance requirements. Идея ограничения этих мер обсуждалась одновременно на переговорах по НАФТА и в рамках Уругвайского раунда: разработанные положения похожи в отдельных аспектах, но имеют и свои характерные особенности. В статье рассматриваются нормы обоих соглашений в свете практики разрешения споров. Выводы арбитров анализируются в хронологическом порядке, что позволяет проследить эволюцию одной концепции в двух системах норм ВТО и НАФТА. Статья демонстрирует общность и различия толкования исследуемых норм с учетом контекста и целей соглашений. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалом для исследования послужили труды российских и зарубежных исследователей в области международного экономического права и права ВТО, международно-правовые акты, принятые в рамках ВТО и НАФТА, а также материалы судебной и арбитражной практики по инвестиционным спорам. Рассмотрение указанных материалов проходило на основе общенаучных и частнонаучных методов познания (диалектического метода, методов анализа и синтеза, дедукции и индукции, сравнительно-правового и историко-правового методов). РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Проведенный анализ показал, что инвестиционные меры, связанные с торговлей, являются частью перечисленных в ст. 1106 НАФТА performance requirements. Эти меры развитым государствам удалось отстоять в переговорах с развивающимися странами в ходе подготовки соглашения ТРИМС. Несмотря на целостность концепции инвестиционных требований, очевидна разница объемов охватываемых мер, а также различие понятий «тримс» и «performance requirements», обусловленное спецификой ВТО и особенностями НАФТА. Тем не менее в обоих случаях для решения схожих вопросов толкования, независимо друг от друга, на практике в ходе разрешения инвестиционных споров были разработаны единые критерии квалификации запрещаемых мер. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В статье на основании анализа арбитражной практики по ТРИМС и по ст. 1106 НАФТА обосновывается вывод о параллельном развитии понятий «тримс» и “performance requirements”.

ВВЕДЕНИЕ. Еще в 2015 г. ЮНКТАД предложила дорожную карту реформы международных инвестиционных соглашений, нацеленную на приведение режима таких договоров в соответствие с сегодняшними императивами устойчивого развития. На протяжении длительного времени именно вопрос о соотношении прав иностранного инвестора на территории принимающего государства и права этой страны на регулирование в рамках международных инвестиционных и торговых соглашений вызывал полемику среди юристов-международников. В частности, нередко международные договоры наделяли иностранного инвестора большими правами, ограничивая тем самым суверенные права принимающего государства. В настоящей статье приведен сравнительный анализ положений по защите и поощрению инвестиций в рамках двух соглашений нового поколения: Соглашения о всеобъемлющей зоне свободной торговли между Канадой и Европейским союзом (СЕТА) и Всеобъемлющего и прогрессивного соглашения для Транстихоокеанского партнерства (ВПТТП или ТТП-11). Впервые в отечественной доктрине рассмотрены изменения, происшедшие при подписании странами-партнерами Соглашения о ТТП-11 8 марта 2018 г. без участия США. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Настоящее исследование основано на анализе отдельных положений глав Соглашения о ТТП-11 и CETA, регулирующих иностранные инвестиции. Кроме того, в статье были рассмотрены труды отечественных и зарубежных исследователей в области международного инвестиционного права. Важную роль при сравнении положений по защите инвестиций и права на регулирование сыграли доклады о мировых инвестициях, подготовленные ЮНКТАД в 2016–2017 гг. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Углубленный анализ глав Соглашения о ТТП-11 и CETA, посвященных регулированию инвестиций, позволил определить, что данные договоры содержат в себе новые подходы к регулированию инвестиций, которые практически не встречаются в действующих двусторонних инвестиционных соглашениях. Это касается не только уточнения прав иностранного инвестора при осуществлении деятельности на территории принимающей страны, но и улучшенной модели суверенного права государства на регулирование. Кроме того, были рассмотрены детально оформленные обязательства государств и предоставляемые ими гарантии, а также порядок урегулирования споров между инвестором и государством. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Рассматриваемые в статье мегарегиональные соглашения содержат достаточно объемную часть, посвященную достижению максимальной прозрачности при урегулировании споров, причем CETA идет дальше и вводит собственную систему инвестиционных судов, в рамках которой действует постоянный апелляционный трибунал. В то же время Соглашение о ТТП-11 впервые среди уже существующих инвестиционных договоров исключает договорную защиту инвесторов не только в чувствительных секторах сферы услуг, но и в производственном секторе национальной экономики – табачной отрасли. Хотя ни одно из рассматриваемых в настоящей статье соглашений пока еще не ратифицировано сторонами, важно определить, каким образом положения по регулированию инвестиций могут повлиять на будущий облик международных инвестиционных соглашений и двусторонних инвестиционных договоров.

ВВЕДЕНИЕ. В настоящей статье рассматриваются пределы развития единого рынка вне ЕС с учетом экстерриториального характера правил и положений, регулирующих единый рынок. В связи с этим в данной работе изучаются особенности использования регулятивных полномочий ЕС за его пределами и контроля над ними. Для этого анализируется присущая этим полномочиям трансграничность с учетом их влияния на интересы России и «Газпрома» на европейском рынке. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В статье используется научно-исследовательская методология при изучении развития энергетической политики в рамках ЕС и пределов применения норм, регулирующих единый рынок вне ЕС, а также влияющих на развитие отношений с Россией в сфере энергетики. Для этого детально анализируются правила Третьего энергетического пакета (ТЭП) о разделении права собственности, правило доступа третьих сторон, законодательство ЕС о защите конкуренции, в частности недавнее решение Европейской комиссии, касающееся конкуренции при осуществлении «Газпромом» продаж в Центральной и Восточной Европе. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Представляется, что основой рынка ЕС выступают полная либерализация и конкуренция, повышающие уровень энергетической безопасности путем увеличения диверсификации энергетических поставщиков. Таким образом, разделение права собственности, оговорка о третьих государствах, законодательство ЕС о защите конкуренции стали важными механизмами ЕС для продвижения элементов рыночной экономики в целях обеспечения европейской энергетической безопасности. Статья отражает отраслевое применение acquis за пределами ЕС в целях либерализации и европеизации энергетических коридоров, в частности ради обеспечения безопасности поставок энергоресурсов в Европу. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. При анализе нормативной базы раскрывается значение ЕС как глобального актора, которое проявляется в распространении acquis, а также элементов рыночной экономики как на третьи государства, так и на своего стратегического партнера в сфере энергетики – Россию. Анализ, осуществленный в рамках настоящей статьи, показывает, что усилия ЕС по реформированию энергетического рынка России посредством его либерализации и приведения в соответствие с европейской моделью предполагают применение за пределами ЕС правил единого рынка, которые влияют на политику российской стороны и «Газпрома».

ВВЕДЕНИЕ. Вопрос о реформе Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров является крайне актуальным. Страны – члены ВТО стремятся согласовать новые положения, которые позволят повысить эффективность разрешения споров. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Автором проанализированы материалы переговорного процесса по реформе Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров. В статье представлены комментарии, а также приведена практика, которая соответствует рассматриваемым в переговорном процессе 12 вопросам. Методологическую основу исследования составляют общенаучные и специальные методы. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. По итогам проведенного исследования автор приходит к выводу о том, что Договоренность о правилах и процедурах разрешения споров требует значительного реформирования. Однако страны – члены ВТО с высокой степенью осторожности относятся к расширению полномочий ВТО, стремясь обезопасить себя от возможных решений и ограничений, противоречащих их интересам. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Автор дает оценку обсуждаемым в рамках реформы Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров вопросам. В настоящей статье сделан вывод о необходимости внесения изменений в положения Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров. При этом отмечается, что ряд предложений, обсуждаемых в ходе реформы, не являются целесообразными. Кроме того, автор отмечает, что при нынешнем формате работы вероятность окончания переговоров по реформе Договоренности о правилах и процедурах разрешения споров крайне мала. Государствам – членам ВТО необходимо принять во внимание иные форматы переговорной работы, которые будут предусматривать установление конкретных сроков, для ускорения окончания переговорного процесса.

ВВЕДЕНИЕ. В статье дана доктринальная юридическая характеристика Конвенции о доступе к информации, участии общественности в процессе принятия решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды (Орхус, 25 июня 1998 г.). Согласно совпадающим мнениям российских и англо-американских правоведов, Орхусская конвенция стала новым и важнейшим шагом в увязывании мер охраны окружающей среды с правами человека, в том числе и посредством улучшения международно-правовых механизмов оценки воздействия на окружающую среду. Немногочисленные оценки Орхусской конвенции в российской науке международного права носят сдержанный характер. В англоязычной научной литературе правоведы рассматривают юридическую ценность Орхусской конвенции как источника международного права в контексте того, что она устанавливает весьма конкретные правовые стандарты участия общественности в принятии мер, касающихся охраны окружающей среды. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалом для исследования послужили сама Орхусская конвенция, предшествующие ей международноправовые документы по охране окружающей среды, а также директивы Европейского союза, определяющие основы процедуры оценки воздействия на окружающую среду, сквозь призму толкования этих правовых документов в российской и англо-американской международноправовой доктрине. Методологическую основу исследования составили общенаучные и частнонаучные методы познания (диалектический метод, методы анализа и синтеза, дедукции и индукции), а также специальные методы, применяемые в юридической науке, такие как историко-правовой, формально-юридический и сравнительно-правовой методы. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В ходе проведенного исследования автором критически проанализировано то, как в российских и англоамериканских научных публикациях по международному праву оценивается влияние Орхусской конвенции на развитие международного природоохранного права. Что особенно актуально, конвенционные нормы исследуются в контексте судебной практики, в том числе национальной, касающейся арктических районов. В общетеоретическом контексте в статье рассматриваются доктринальные толкования конвенционных механизмов гармонизации социально-экологических (в том числе природоохранных) и экономических интересов государств и их лиц, физических и юридических, прежде всего на фоне экологического права Европейского союза. ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. В статье автор обращает внимание читателя на то, что Орхусская конвенция мало исследуется даже в зарубежных курсах международного права, а тем более в российской международно-правовой доктрине. Будучи принятой посредством площадки Европейской экономической комиссии ООН, Орхусская конвенция, вступившая в силу в 2001 г., в англо-американской правовой литературе рассматривается как тесно взаимосвязанная с развитием экологически значимого регулирования в государствах прежде всего Европейского союза с учетом того, что в Орхусской конвенции получили развитие многие процессуально-правовые элементы, связанные с участием общественности в принятии решений по конкретным видам деятельности, в том числе и в сфере энергетики, а также с получением населением значимой экологической информации. Орхусская конвенция, оказав существенное влияние на развитие правовых механизмов на стыке правочеловеческой и природоохранной отраслей, нацелена на эффективную гармонизацию социально-экологических и экономических интересов, что особенно важно для уточнения режима охраны окружающей среды в Арктике.