ВВЕДЕНИЕ. Настоящая публикация продолжает обсуждение, прицельно начатое журналом в 2017 – 2019 гг. [Абашидзе, 2017; Нефедов, 2019] и в известной степени продолженное в 2020 г. [Вылегжанин, Потье, Торкунова, 2020], одной из «столбовых» для правовой теории проблем, ассоциируемых с международным правом, которая касается принципов. Предмет рассмотрения обусловлен рядом нетипичных для любой области науки обстоятельств, когда в ней имеется весьма значительное количество расходящихся не только по наименованию, но и по содержанию терминов, относящихся к краеугольным понятиям соответствующей сферы или раздела конкретной отрасли знаний. Для науки международного права подобная ситуация сложилась в связи с существованием довольно широкого спектра различных обозначений, касающихся его принципов, и вытекающей отсюда необходимостью доктринальной их разработки. В свете этого в круге внимания закономерно должны были оказаться генезис, историческое развитие, природа, функциональное назначение и роль принципов в теории и практике международного права, в том числе основных принципов как основополагающих его нормы, являющихся принадлежностью всей системы международного права. Они, как представляется, составляют самое уязвимое место в современной теории международного права ввиду очевидного разноцветья понятийно-терминологической палитры. Немаловажно, что список выдвигаемых предложений по наименованиям в связи с принципами растет день ото дня и к «устоявшимся» обозначениям прибавляются новые. Так, перечень «основных принципов» и «общепризнанных принципов и норм международного права», «принципов общего международного права», «общих принципов сотрудничества» (п. 1 ст. 11 Устава ООН) в той или иной области, а также «общих принципов права», «общих принципов права, признанных цивилизованными нациями» и т. д. в последнее время пополнился «общими правовыми принципами», «базовыми принципами» и «общими принципами международного права». Умножение встречающихся ныне уже не только в литературе негативных оценок современного правового регулирования международных межгосударственных отношений, диапазон которых довольно масштабен, свидетельствует о том, что тематика, относящаяся к принципам международного права, является, во-первых, фундаментальной для квалификации содержательной составляющей теории международного права, ибо непосредственно связана с краеугольными вопросами науки, изучающей рассматриваемую систе-му права, а во-вторых, чрезвычайно актуальной ввиду не прекращающихся атак на действенность международного права как такового (иногда вплоть до полного отрицания последнего даже в выступлениях официальных представителей государств). В итоге растущий скепсис по поводу эффективности его принципов переходит в недоверие ко всему международному праву. Следовательно, необходимыми шагами на пути достижения важнейшей цели повышения авторитета МП представляются: уяснение существа понятия «принцип», идентификация и дифференциация явлений, соответствующих отдельным позициям в вышеприведенном перечне, выстраивание их типологии, а также установление соотношений между некоторыми из них. Ряд перечисленных аспектов составляет предмет в настоящем, другой их части должно быть отведено место в содержании самостоятельной публикации.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Анализ, проводимый в статье, базируется на нормативном и доктринальном материалах, отражающих позитивное («положительное») международное право и акты правоприменения, иные документы, в том числе доклады и разработки Комиссии международного права ООН, решения Международного суда [ООН] и других международных судебных учреждений, органов международных организаций, а также взгляды наиболее известных ученых и практиков в сфере международного права и истории его науки, которые относятся к теме данной публикации. Исследование оперирует методами диалектического материализма, структурного и системного анализа, формальной логики, дедукции и индукции, сравнительного правоведения, формальноюридического анализа, использует историко-ретроспективный подход. Последний особенно значим для освещения генезиса, эволюции и существа понятия «принцип права», юридической природы принципов в международном праве.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. «Принципы международного права», в том числе и отправное понятие «основные принципы», а также связанный с ними ряд иных конструкций исследуются в статье и как явление позитивного международного права, и как категория науки международного права. Для отечественной международно-правовой науки понятие «принципы» / «основные принципы международного права», обеспечивая целостность и единство системы МП, играет роль одной из ведущих ее категорий. Различия между «понятием» и «категорией» в инструментарии теории международного права определяются постулатами, выработанными философской наукой. Вместе с тем в понятийно-терминологическом плане международно-правовая теория характеризуется определенным разрывом в позициях, предлагаемых отечественной и западной юриспруденцией. Концептуальные подходы последней к понятию «принципы» («основные принципы») и обусловленные ими решения радикально отличаются, поскольку термину «принципы» нередко придается в большей степени ненормативный, идейный либо телеологический смысл, а функции руководящих норм в рамках международного права отводятся категории «императивных норм общего международного права» (jus cogens).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Тема статьи ставит цель раскрыть сущность разнообразных конструкций, оперирующих элементом «принципы», или сходных с ними явлений в аспекте международного права. В ходе исследования системообразующей роли основных принципов МП и компаративного сопоставления их с jus cogens («императивными нормами общего международного права») установлено, что в широкой международной практике нет причин игнорировать в подлежащих случаях термин и понятие «основные принципы» при подходе к «императивным нормам общего международного права» (jus cogens), поскольку по ряду параметров они фактически не отличаются. В обеих категориях иногда присутствует внешнее несоответствие (неполное соответствие) критериям «императивных норм общего международного права» (частичная, или неполная, «когентность»/ «недопустимость отступления»), особенно если подходить к этому формально-догматически, без всестороннего учета полноты юридического содержания нормы. Совокупность тезисов, выдвигаемых для решения перечисленных и сопутствующих задач, на основе избранного в исследовании теоретического подхода образует в целом, как представляется, новое направление в правоведении, причем не только отечественном, но и зарубежном, ввиду отсутствия в мировом масштабе полновесных, развернутых исследований по предмету с подобным дискурсом.

ВВЕДЕНИЕ. Эффективность внешней, в том числе международно-правовой политики любого государства, зависит в том числе от ее научности, концептуальной обоснованности, опоры как на понимание объективных законов мирового развития, так и на точную оценку места и роли соответствующего государства в этом процессе. Создание такой концепции должно быть основано на синтезе природных, социально-экономических, политических и культурных факторов, характеризующих состояние страны, на оценке ее участия в международном разделении труда, совместных проектах и программах развития, ее роли в обеспечении устойчивого развития и в глобализационных процессах.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В статье анализируются доктрины и тенденции международно-правовой политики Российской Федерации, находящей выражение прежде всего в международных договорах нашей страны, политико-правовых заявлениях руководителей государств, а также в политико-правовой практике межгосударственных отношений. При проведении исследования использовались общенаучные методы: исторический, формально-юридический, системный анализ, сравнительное правоведение и др. Помимо данных науки международного права, использовались научные категории и конструкции других общественных наук (историософии, политологии, социологии, теории и истории государства и права).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Проведенное исследование позволило прийти к выводу, что одним из основных концептов современной международно-правовой политики являются положения классической евразийской доктрины. Геополитический концепт Россия – Евразия призван обеспечить баланс западного и восточного векторов правовых основ внешней политики страны, предопределяет всю ее политическую историю, обусловливает принципы и стандарты современной жизнедеятельности. Большое значение для внешнеполитической доктрины России, ее международно-правовой политики имеет евразийский постулат о «месторазвитии» нашей страны, особенностях ее культуры, существовании цивилизационной общности. Цивилизационный подход к оценке потенциала России – Евразии должен лежать в основе определения масштабов и характера внешней политики России. По своему историческому масштабу наша страна не может рассматриваться как региональная держава даже несмотря на проблемы и трудности современного этапа ее развития. Евразийская доктрина, основные постулаты которой нашли отражение в концепции внешней политики Российской Федерации, помогает выработать правильные подходы к решению современных проблем мирового развития, в частности, таких вызовов, как глобализация, модернизация, всплеск идеологии национализма и т. д.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Обсуждение концептуальных правовых основ внешней политики Российской Федерации в научной литературе зачастую носит фрагментарный характер и осуществляется в отрыве от поиска национальной идеи России. Различие подходов к решению данной проблемы в значительной степени затрудняет выработку официальной международно-правовой доктрины внешнеполитического курса страны, не дает возможности четко определить ее национальные интересы. Очевидно, что обсуждение двух названных проблем должно осуществляться в рамках единого познавательного процесса. Национальная идея должна, с одной стороны, стать базовой категорией концепции международно-правовой политики России, а с другой – конечным результатом ее творческого развития. Практическая реализация евразийского проекта потребует от нашей страны внесения серьезных корректив во внешнюю политику, обеспечения ее разновекторности, поиска баланса между Востоком и Западом в дипломатический, политический, гуманитарной, правовой и иных сферах.

ВВЕДЕНИЕ. В статье рассматриваются проблемные вопросы участия России в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. По мнению авторов, форма участия России в Конвенции, связанная с членством в Совете Европы, является неприемлемой для ее суверенитета. При ратификации Конвенции не были приняты во внимание степень объективности и беспристрастности ЕСПЧ по отношению к РФ и свойства правовых норм Конвенции.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Материалами для исследования служат международные соглашения, резолюции международных организаций, постановления ЕСПЧ и Конституционного Суда РФ, а также доктринальные источники по теме. Методологическую основу статьи составили общенаучные и специальные методы исследования. В статье критически анализируются доводы в пользу участия России в Европейской конвенции и исследуются причины, по которым ЕСПЧ трудно назвать объективным судом для страны, которая не участвует в европейской интеграции.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Авторы полагают, что неисполнимость постановлений ЕСПЧ является лишь частью проблемы исполнения имеющих обязательную юридическую силу решений международных организаций. По мнению авторов, необходимо определить принципиальные основы участия России в международных организациях, которые могут принимать юридически обязательные для нашей страны решения, и ограничить их круг участниками интеграционных объединений с Россией, организациями стратегических партнеров, а также организациями, в которых Россия может оказывать влияние на принятие решений. Основы участия России в международных организациях, принимающих юридически обязательные решения, необходимо включить в Федеральный Закон «О международных договорах Российской Федерации».

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Подчинение России юрисдикции межгосударственного органа по правам человека должно отвечать ряду условий, которым ЕСПЧ не соответствует. Из этого вытекают и проблемы с исполнением Россией решений ЕСПЧ. Авторы разделяют точку зрения, что ЕСПЧ является эффективным механизмом защиты прав и свобод, но только для группы стран — участников европейской интеграции, связанных общими интересами, ценностями, согласованной внешней и внутренней политикой. Поэтому в сфере сотрудничества по правам человека с европейскими государствами России необходимо вернуться к правилам, изложенным в Хельсинкском Заключительном Акте по безопасности и сотрудничеству в Европе.

ВВЕДЕНИЕ. За последнее десятилетие на рассмотрение Международного Суда ООН поступал ряд жалоб в соответствии с положениями Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (МКЛРД) 1965 года. Хотя вынесение решений в соответствии с юрисдикционными клаузулами международных договоров не является редкостью для Международного Суда, его юрисдикция в соответствии с МКЛРД ограничена условиями, не имеющими аналогов в других многосторонних договорах. В этой связи применение Судом юрисдикционной клаузулы МКЛРД поднимает сложные вопросы толкования данного договора, а также соблюдения Судом рамок своих полномочий, установленных на основе согласия сторон.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В статье с точки зрения правового позитивизма рассматривается применение Международным Судом ООН в деле «Украина против России» статьи 22 МКЛРД, содержащей юрисдикционную клаузулу. Дается оценка использованию Судом методов толкования договоров, касающихся текста статьи 22, ее контекста, а также объекта и целей МКЛРД. После оценки проведенного Судом анализа оснований для установления юрисдикции в статье рассматривается применение Судом правила об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты, которое является одним из условий приемлемости жалоб, касающихся прав частных лиц и их групп.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье демонстрируется, что толкование Судом статьи 22 МКЛРД неверно определяет значение данного положения, в особенности содержащегося в нем слова “или". Вследствие этого Суд пришел к выводу о наличии юрисдикции рассматривать дело до его передачи в Комитет по ликвидации расовой дискриминации. Кроме того, Международный Суд счел, что жертвам предполагаемой расовой дискриминации не требовалось исчерпать внутригосударственные средства правовой защиты. Данная позиция Суда противоречит практике всех основных международных судебных инстанций.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Со всей очевидностью, Суд установил наличие у него юрисдикции в отношении данного дела вопреки тому, что положения МКЛРД не наделяли его ею, а также, несмотря на то, что внутригосударственные средства правовой защиты не были исчерпаны. Поскольку рассматриваемый процесс представляет собой сравнительно незначительную часть общих российско-украинских отношений, может возникнуть соблазн оправдать ошибочную правовую аргументацию Суда соображениями этики, политики, идеологии или справедливости. Однако с точки зрения правового позитивизма неоспоримо то, что Суд действует на основе согласия государства, а любое пренебрежение данным фактом чревато негативными последствиями для общей эффективности судебного урегулирования международных споров.

ВВЕДЕНИЕ. Статья посвящена анализу проблемы кибершпионажа в контексте вооруженного конфликта в киберпространстве. Актуальность данного исследования, как части проблемы применения норм международного гуманитарного права в киберпространстве, подтверждается стремительным развитием информационных технологий, которые могут быть использованы в ходе вооруженного конфликта, а также наличием Таллинского руководства 2.0 по международному праву, применимому к кибероперациям.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Главными источниками настоящего исследования являются положения Таллинского руководства 2.0 по международному праву, применимому к кибероперациям, нормы Дополнительного протокола I от 08 июня 1977 г. к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., нормы Гаагского «Положения о законах и обычаях сухопутной войны» 1907 г. и нормы обычного международного гуманитарного права. Методологию составили принципы, применяемые в юридических исследованиях, а также общенаучные и специальные методы правовых исследований (системный и формально-юридический методы).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Изучены положения Таллинского руководства о кибершпионаже на предмет соответствия нормам Дополнительного протокола I от 08 июня 1977 г. к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., Гаагского «Положения о законах и обычаях сухопутной войны» 1907 г. и нормам обычного международного гуманитарного права. Также изучены проблемы, которые могут возникнуть в процессе возможного практического применения указанных положений Таллинского руководства.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Отмечено, что положения Таллинского руководства 2.0 по международному праву, применимому к кибероперациям и кибершпионажу, основаны на соответствующих нормах международного права. По сути, соответствующее положение Таллинского руководства полностью скопировано с соответствующих норм МГП. Однако в результате настоящего исследования автор приходит к выводу, что такое слепое копирование не учитывает особенностей киберпространства и создает проблемы при возможном практическом применении данных положений Таллинского руководства. Во-первых, в силу анонимности пользователей на практике будет трудно провести разграничение между киберразведчиком и кибершпионом. Вовторых, в силу сложностей в установлении четких государственных границ в киберпространстве (установлении границ государственного суверенитета), в том числе, обусловленных использованием технологий блокчейн и VPN, на практике невозможно достоверно установить, осуществлялся ли тайный сбор информации на территории противника, что, в свою очередь, влечет сложности в квалификации такого деяния в качестве кибершпионажа. И, наконец, в современных условиях шпионаж перестал быть явлением исключительно международных вооруженных конфликтов, и поэтому есть вероятность, что и кибершпионаж может осуществляться не только в контексте вооруженного конфликта международного характера, но и в контексте вооруженного конфликта немеждународного характера. По результатам настоящего исследования были высказаны предложение о развитии практики государств по данному вопросу. Обсуждение вышеуказанных проблем на Генеральной Ассамблее ООН помогло бы выделить основные тренды развития такой практики. И только после того, как практика государств по данному вопросу станет более очевидной, можно ставить вопрос о разработке соответствующего международного договора, желательно на площадке ООН.

ВВЕДЕНИЕ. Развитие общественных отношений в сфере международных торговых перевозок предъявляет новые требования к их безопасности. Настоящая работа представляет собой попытку анализа и комплексного осмысления существующих в данной сфере проблем, а также поиск путей их решения за счет совершенствования международно-правовых механизмов. Кроме того, предложены отдельные организационно-правовые меры для обеспечения безопасности морских перевозок, а также рассмотрены некоторые аспекты торгового мореплавания.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. При подготовке настоящей работы рассматривались нормативные правовые акты как внутригосударственного, так и международного действия и позиции ученых – представителей различных стран. На основе имеющихся информационных материалов сопоставлены правовые нормы и практики их применения. В рамках этой работы использовались также методы анализа, дедукции и сравнительно-правовой метод. Смоделированы пути возможной оптимизации деятельности субъектов международного права, специализирующихся на проблематике обеспечения безопасности.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Ставится вопрос о необходимости объединения усилий различных субъектов для обеспечения комплексной безопасности торгового мореплавания, что может быть отражено в едином международно-правовом документе. При этом вовсе не обязательно делать акцент на императивных правоохранительных и иных карательных мерах. Вполне при- менимы экономические и репутационные механизмы, стимулирующие деятельность государств по созданию необходимых условий для безопасного мореплавания в соответствующих водах.

ОБСУЖДЕНИЕ и ВЫВОДЫ. Применение этих предложений на практике способно оказать организационно-правовое воздействие на политику различных государств и отдельных субъектов коммерческой деятельности в части обеспечения максимальной защищенности самого широкого круга субъектов морских торговых перевозок.

ВВЕДЕНИЕ. В статье анализируется влияние Европейского союза (далее – ЕС) на борьбу с экстремизмом и радикализацией в Финляндской Республике. Оценивается роль ЕС в системе противодействия глобальным угрозам, позиция Финляндии по отношению к международному сотрудничеству в сфере противодействия экстремизму и радикализации. Изучаются методы, применяемые в Финляндии для противодействия насильственному экстремизму.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В статье исследуются концептуальные документы ООН, ЕС и Финляндии: Доклад Генерального секретаря Организации Объединенных Наций; План действий по предупреждению насильственного экстремизма; Комплексная оценка политики безопасности ЕС; Сообщение Комиссии в Европейский парламент, Европейский совет – Девятый отчет о продвижении к эффективному и подлинному союзу безопасности; Ответ Финляндии на запрос Управления Верховного комиссара по правам человека (далее – ВКПЧ) о предоставлении информации о том, как защита и поощрение прав человека способствуют предотвращению насильственного экстремизма и борьбе с ним; Программа председательства Финляндии в рамках программы «Устойчивая Европа – устойчивое будущее»; Ре- шение Комиссии о создании Экспертной группы Комиссии высокого уровня по радикализации; Доклад Комитета Совета Европы по борьбе с терроризмом; Профили по борьбе с терроризмом в Финляндии; Доклад Правительства Финляндии о правах человека за 2014 год; решения Экспертной группы Комиссии высокого уровня по радикализации; материалы Совета по правам человека.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Выдвинут тезис, что меры, применяемые для противодействия насильственному экстремизму, обусловлены ситуацией в государствах – членах ЕС и необходима разработка различных подходов в зависимости от конкретных обстоятельств. Страны, входящие в ЕС, заинтересованы в дальнейшем расширении обмена опытом и тесном сотрудничестве на общеевропейском и международном уровнях для противодействия экстремизму и радикализации. Это требует выработки новых регулятивных мер, в том числе международного характера. На примере Финляндской Республики проанализированы способы предупреждения и противодействия экстремизму, а также сотрудничество между Европейским союзом и государствами-членами в сфере совершенствования нормативноправового регулирования в этой сфере.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Европейский союз для государств, входящих в его состав, играет ключевую роль в формировании подходов к международному сотрудничеству. Они включают в себя укрепление действующей системы управления и, если необходимо, реформирование системы предупреждения и противодействия насильственному экстремизму при условии соблюдения основополагающих принципов Организации Объединенных Наций. Финляндская Республика полностью поддерживает усилия международного сообщества, направленные на предупреждение экстремизма и противодействие ему, в том числе на разработку международно-правовых документов, призванных помочь государствам коллективно бороться с этой угрозой. Образовательная система Финляндии позволяет успешно формировать фундаментальные основы для противодействия насильственному экстремизму.